Вы, кто прочтете эту книгу, знайте,
Что от нее в восторг вы не придете,
Но и краснеть себя не принуждайте -
Ни зла, ни яда в ней вы не найдете.
Ее вы руководством не считайте,
– Пожалуй, только в области смешного
(Мне не придумать ничего иного).
Я вижу, горе вас угрозой давит,
Так пусть же смех, не слезы, сказ мой славит
Смех людям свойственней всего другого.
Блистательнейшие из пьяниц и вы, изысканнейшие из венериков (ибо вам, а не кому другому, посвящаются мои писания)! Алкивиад в диалоге Платона, под названием «Пир», восхваляя своего наставника Сократа, бесспорного князя философов, между прочим говорит, что он похож на Силена. Силенами назывались когда-то ларчики в роде тех, что мы ныне встречаем в лавках аптекарей: сверху нарисованы всякие веселые и игривые изображения – в роде гарпий, сатиров, гусей с уздечкой, зайцев с рогами, уток под вьюком, козлов с крылами, оленей в упряжке – и другие такие картинки, придуманные, чтобы возбуждать смех у людей (таков был Силен, учитель доброго Бахуса). Но внутри этих ларчиков сберегали тонкие снадобья: мяту, амбру, амом, мускус, цибет; порошки из драгоценных камней и другие вещи. Вот таков-то, говорят, был и Сократ, потому что, взглянув снаружи и судя по внешности, вы за него не дали бы и луковицы, – так некрасив он был телом и так смешон манерами: нос острый, взгляд быка, лицо дурака; в привычках простой; в грубой одежде; бедный имуществом; несчастливый в женщинах; не способный ни к какой службе; всегда смеющийся, всегда выпивающий, как и всякий другой; всегда насмешливый, всегда скрывающий свое божественное знание. Но откройте этот ларец – и найдете внутри небесное, неоценимое снадобье: разумение более чем человеческое, добродетели изумительные, мужество непобедимое, трезвость несравненную, довольство стойкое, уверенность совершенную, презрение невероятное ко всему, из-за чего люди столько заботятся, бегают, работают, плавают и воюют.
К чему, по вашему мнению, ведет это предисловие и предварение? А к тому, что вы, мои добрые ученики и прочие бездельники, читая веселые заголовки некоторых книг нашего сочинения, как-то: «Гаргантюа», «Пантагрюэль», «Феспент» , «О достоинствах гульфиков» , «Горошек в сале» с комментарием, и т. д., слишком легкомысленно судите, будто в этих книгах только и трактуется о нелепостях, глупостях и веселых небылицах, потому что по внешнему признаку (то есть по заголовку), не поискав, что будет дальше, обычно начинаете смеяться и потешаться. Но с таким легкомыслием не подобает судить человеческие творения.
Ведь сами вы говорите, что платье не делает монахом, и что иной хоть и в монашеском платье, а меньше всего монах, – другой и в испанском плаще, а по своей храбрости далек от испанца. Вот почему следует раскрыть книгу и старательно взвесить, что в ней выводится. Тогда вы узнаете, что снадобье, в ней содержимое, совсем другого качества, чем обещал ларец, – то есть, что предметы, в нем трактуемые, совсем не столь глупы, как утверждается в заглавии.
А в случае, если вы даже найдете в буквальном смысле вещи забавные, вполне соответствующие названию, – все-таки не нужно останавливаться на этом, как при пении сирен, а в высшем смысле толковать то, что считаете сказанным в сердечной радости.
Случалось вам когда-нибудь откупоривать бутылку? Черт возьми! Припомните удовольствие, которое вы получали при этом.
А видели вы когда-нибудь собаку, нашедшую мозговую кость? Это, как говорил Платон (см. кн. 2-ю «О государстве»), самое философское в мире животное. Если вы видели, вы могли заметить, с каким благоговением она ее сторожит, с какой заботой охраняет, с каким жаром ее держит, как осторожно раскусывает, с какой любовью разгрызает, как тщательно высасывает. Что заставляет ее делать это? На что она надеется от своих стараний? Какого блага ждет она? Ничего, кроме капельки мозга. Правда, что эта капелька слаще, чем многое другое, ибо мозг есть пища, в совершенстве приготовленная природой, как говорит Гален (см. гл. III «Прирожд. способн.», и XI – «Употр. част.»).
По примеру сей собаки, нужно быть мудрыми, чтобы уметь вынюхать, прочувствовать и оценить эти прекрасные книги высокого вкуса, нужно быть легкими в преследовании, смелыми в нападении, потом, тщательно читая и постоянно размышляя, разломать кость, высосать оттуда мозговую субстанцию, – то есть то, что я разумею под этими пифагорейскими символами, – в верной надежде сделаться благодаря чтению и благоразумнее и сильнее; ибо в нем найдете вы удовольствие особого рода и учение более сокровенное, которое раскроет перед вами высочайшие таинства и страшные мистерии – как в том, что касается нашей религии, так и в области политики и экономики.
Верите ли вы, что Гомер, некогда написавший «Илиаду» и «Одиссею», думал о тех аллегориях, что выискали там Плутарх, Гераклит, Понтик, Евстатий и Форнут, и что Полициан у них украл?
Если верите, то вы ни на фут, ни на локоть не приближаетесь к моему мнению, согласно которому Гомер так же мало думал об этих аллегориях, как Овидий в своих «Метаморфозах» о таинствах евангелия, что брат Любен , истинный лизоблюд, силился бы доказать, если бы встретил олухов вроде себя, или, как говорится в поговорке, нашел бы крышку по котлу.
Если не верите, то есть ли причина, по которой вам не поступить бы так же и с этими веселыми новыми повествованиями, хотя, диктуя их, я не думал об «этом больше, чем вы, которые, пожалуй, умеете выпить, как я? Ибо на сочинение знатной этой книги я не потерял и не употребил иного времени, чем то, которое положено для принятия моей трапезы, то есть еды и питья. Это самое подходящее время для писания о таких высоких материях и глубоких учениях, как умел делать Гомер, образец всех филологов, и Энний, отец латинских поэтов, как об этом свидетельствует Гораций, хотя какой-то невежда выразился, что от его стихов больше пахнет вином, чем елеем.
Какой-то оборванец говорит то же и о моих книгах; ну и черт с ним! Запах вина, – сколь он вкуснее, веселее и ценнее, нежнее и небеснее, чем запах елея! И я так же буду гордиться, когда обо мне скажут, что на вино я тратил больше, чем на масло, – как Демосфен гордился, когда про него говорили, что он на масло тратил больше, чем на вино. Мне только честь и слава, если про меня говорят, что я хороший товарищ и собутыльник; и при такой славе я всегда желанный гость во всякой хорошей компании пантагрюэлистов. Демосфена один придира упрекнул, что от его речей пахнет как от фартука грязного торговца маслом. Однако прошу истолковывать поступки мои и речи в лучшую для них сторону, имейте уважение к сыровидному моему мозгу, который питает вас этими милыми пустячками, и, сколько можете, поддерживайте мое веселое настроение.
Итак, забавляйтесь, друзья, веселитесь, читая, – телу на удовольствие и почкам на пользу! Только слушайте, бездельники, – не забудьте за меня выпить, а уж за мной дело не станет.
ГЛАВА I. О происхождении и древности рода Гаргантюа
Я отсылаю вас к великой Пантагрюэльской хронике для ознакомления с происхождением и древностью рода, от коего произошел наш Гаргантюа. Из нее вы более пространно узнаете, как первые великаны зародились на этом свете и каким образом по прямой линии от них произошел отец Пантагрюэля, Гаргантюа; вы не сердитесь, если я теперь отклонюсь от этой истории, хотя она такова, что чем чаще ее вспоминать, тем она больше будет нравиться вашим милостям. Это подтверждено авторитетом Платона в «Филебе» и «Горгии», а также Флакка, который говорит, что есть такие вещи (таковы, без сомнения, и мои), которые тем усладительнее, чем чаще их повторяют.
Был прежде всего ученым, медиком и натуралистом; почти только над наукой он никогда не насмехался и только в нее твердо верил. В этом заключалась неизменная сущность его воззрений. Но в жизни этого ученого человека были и такие часы, когда он желал повеселиться, а его неистовая веселость изливалась такими потоками, где гениальные идеи и изящное остроумие смешивались с грубыми пошлостями и даже с площадными сальностями. У него нет тонкого вкуса, но в содержании его произведений так же много разнообразия, как в произведениях природы.
Нельзя сказать, чтоб у него не было искусства, но оно не подчиняется у него никаким правилам. В его сочинениях нет никакого плана: Пантагрюэль повторяет и вновь начинает то, что было сказано в Гаргантюа; или, может быть Гаргантюа вновь начинает то, что было сказано в Пантагрюэле (этот последний был, вероятно, издан ранее первого). Третья книга вся наполнена разговорами, в которых роман не подвигается вперед ни на шаг; в ней поставлен только один вопрос: должен ли Панург жениться или не должен? С этим вопросом находится в связи следующий: руководствуются ли люди в своих действиях какими-нибудь основательными мотивами, или живут на авось? В четвертой книге описано вымышленное путешествие, в котором нет ни малейшей связи между фантастическими роздыхами; пятую книгу писал не Рабле, хотя в её содержании и есть некоторое сходство с произведениями Рабле; но нельзя поверить, чтоб Рабле стал с таким ожесточением нападать на пап, всегда снисходительно к нему относившихся. Короче сказать, в этом романе вовсе нет единства плана; в нем легче уловить единство сюжета.
Портрет Франсуа Рабле
Хотя Рабле иногда и впадал в противоречия или изменял свои мнения (например, в первой книге он отзывается с сочувствием о протестантах , а потом нападает на них), но общий дух его сочинения одинаков с начала до конца. Он был преимущественно сатириком. Некоторые писатели с этим не соглашались, потому что Рабле вынес из своего влечения к античной культуре некоторое уважение к двум или трем основным принципам общественного устройства, – к семье, к отцовской власти и к собственности. Но хотя Рабле и не осмеивал все без исключения, такие исключения были редки. Разве он не определял «пантагрюэлизм», как «такое веселое настроение ума, которое относится с пренебрежением ко всему, что случается неожиданно»? Современники, называвшие его Демокритом , хорошо поняли главную мысль его сочинения. В его глазах человеческое общество было наполнено пороками и нелепостями, а в их осмеянии философ находил для себя единственное утешение. Но этот неистощимый смех не мешает выражению глубоких и серьёзных мыслей.
Впрочем, Рабле внезапно изменял характер своих действующих лиц так же легко, как изменял тон своих сочинений. Его герои то удивительные гиганты, то самые обыкновенные люди. Пантагрюэль, высовывая язык, делается более страшным, чем целая армия; а в других местах сочинения, он уходит, приходит и поступает, как простой смертный. Рабле нисколько не старался сглаживать эти противоречия; он писал свою книгу, чтоб забавлять самого себя по меньшей мере столько же, сколько читателей. Поэтому, читая ее, следует искать в ней глубокомысленных или шутливых острот, а не руководящей идеи; исключением служит только то глубокое уважение к науке, о котором мы уже говорили ранее. В Аду, куда ходил Эпистемон, знатные люди вынуждены исполнять самые низкие обязанности, а философы там живут царями; им прислуживают вельможи, которым они отплачивают за службу дерзостями.
Обед Гаргантюа. Иллюстрация Гюстава Доре к роману Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Знаменитые главы о воспитании Гаргантюа и прекрасное письмо Гаргантюа к своему сыну, парижскому студенту Пантагрюэлю, составляют то, что с некоторым преувеличением называли «педагогикой» Рабле . Из этой педагогии было бы нелегко извлечь программу для практического воспитания. Но остается неоспоримой та истина, что Франсуа Рабле усеял эти страницы очень возвышенными, очень основательными и очень плодотворными идеями: он протестовал против пренебрежения, с которым относились в его время к физическому развитию учащихся; он хотел, чтоб упражнения памяти были заменены упражнениями в рассуждениях и в наблюдениях; в письме к Пантагрюэлю он красноречиво выразил ту жажду знания, которая снедала всех самых умных людей его времени.
(1494 - 1553) вошел в историю мировой литературы как автор сатирического романа . Мастер гротеска и гиперболы, в своей книге он рассказал историю похождений двух добродушных великанов и их друзей. Прозаик беспощадно высмеял лень, невежество и лицемерие духовенства, за что его произведение было объявлено Римско-католической церковью еретическим.
Писатель был ярым противником средневековой косности и догматизма. В борьбе со «старым миром» он выбрал очень необычное, но крайне эффективное «оружие» - раскатистый смех (получивший впоследствии название «раблезианский»). Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» ознаменовал собой рассвет французского Ренессанса и стал одним из величайших литературных произведений эпохи Возрождения.
Мы отобрали из него 10 цитат:
|
Так вот, запишите в своем мозгу железным стилем: всякому женатому человеку грозит опасность носить рога. Рога - естественное приложение к браку. Не так неотступно следует за телом его тень, как рога за женатым. Если вы услышите, что про кого-нибудь говорят: «Он женат», и при этом подумаете: «Значит, у него есть, или были, или будут, или могут быть рога», - вас никто не сможет обвинить, что вы не умеете делать логические выводы. |
|
Святые угодники! - воскликнули те двое. - Вот тебе раз! Что ж ты, милый, дурака валял? |
|
Ах, малыш, малыш, славно провел ты нас за нос! Быть тебе когда-нибудь святейшим владыкою папой! |
|
Кто с вечера не припасет дрожжей, у того к утру тесто не поднимется. Будьте всегда кому-нибудь должны. Ваш заимодавец денно и нощно будет молиться о том, чтобы Господь ниспослал вам мирную, долгую и счастливую жизнь. Из боязни, что он не получит с вас долга, он в любом обществе будет говорить о вас только хорошее, будет подыскивать для вас новых кредиторов, чтобы вы могли обернуться и чужой землей засыпать ему яму. |
|
И точно: отказавшись от длинных предисловий и подходов, к коим обыкновенно прибегают довольствующиеся созерцанием вздыхатели, заядлые постники, не притрагивающиеся к мясу, в один прекрасный день он прямо ей объявил: |
|
Было бы корыто, а свиньи найдутся. |
|
Уразуметь, предвидеть, распознать и предсказать чужую беду - это у людей обычное и простое дело! Но предсказать, распознать, предвидеть и уразуметь свою собственную беду - это большая редкость. |
|
Восьмой излечивал все виды истощения: малокровие, сухотку, худобу, не прибегая ни к ваннам, ни к молочной диете, ни к припаркам, ни к пластырям, ни к каким-либо другим средствам, а лишь постригая больных сроком на три месяца в монахи. И он уверял нас, что если уж они во иноческом чине не разжиреют, значит и врачебное искусство, и сама природа в сем случае бессильны. |
|
А я хоть и грешник, да без жажды не пью. Когда я, Господи благослови, начинаю, ее еще может и не быть, но потом она приходит сама, - я ее только опережаю, понятно? Я пью под будущую жажду. Вот почему я пью вечно. Вечная жизнь для меня в вине, вино - вот моя вечная жизнь. |
|
Итак, мои милые, развлекайтесь и - телу во здравие, почкам на пользу - веселитесь, читая мою книгу. Только вот что, балбесы, чума вас возьми: смотрите не забудьте за меня выпить, а уж за мной дело не станет! |
Энциклопедичный YouTube
1 / 4
✪ аудиоспектакль, Франсуа Рабле, Гаргантюа и Пантагрюэль
✪ Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. Игра в бисер (все выпуски)
✪ Загадка Рабле
✪ Профессор МГУ о Рабле и Бахтине
Субтитры
Концепция романа
Основным объектом для сатиры Рабле является церковь, белое духовенство и монашество . Автор «Гаргантюа и Пантагрюэля» в молодости сам был монахом, однако иная жизнь пришлась ему не по душе, и с помощью своего покровителя Жоффруа д’Этиссака Рабле смог без каких-либо последствий покинуть монастырь.
В романе Рабле высмеивает, с одной стороны, многочисленные притязания церкви, а с другой - невежество и лень монахов (зная последний предмет не понаслышке). Рабле красочно показывает все пороки католического духовенства, которые вызывали массовый протест во время Реформации - непомерное стремление к наживе, претензии попов на политическое господство в Европе, ханжеское благочестие, прикрывающее развращённость служителей церкви. Сильно достаётся средневековой схоластике - оторванным от реальной жизни размышлениям о месте Бога в земном бытии - и известным философам-схоластам в частности:
«И напрасно вы думаете, будто всем своим блаженством в Елисейских полях герои и полубоги обязаны асфоделям, амброзии и нектару, как тут у нас болтают старухи. По‑моему, все дело в том, что они подтираются гусятами, и таково мнение ученейшего Иоанна Скотта ».
Книга первая, глава XIII.
Отдельных насмешек удостоены некоторые места из Библии . Например, эпизод с воскрешением Эпистемона Панургом пародирует библейское сказание о воскрешении Лазаря Иисусом Христом , а рассказ о великане Хуртали высмеивает легенду о Ноевом ковчеге . Рождение Гаргантюа через левое ухо матери Рабле объясняет всемогуществом Господа Бога, а тех, кто отказывается этому верить, объявляет еретиками (здесь пародируется религиозный фанатизм и слепая вера в евангельские чудеса, восходящие к Тертуллиану - «верую, ибо абсурдно »). Неудивительно, что все книги «Гаргантюа и Пантагрюэля» были осуждены богословским факультетом Сорбонны как еретические .
В своём романе Рабле не только борется со «старым миром» при помощи сатиры и юмора, но и провозглашает новый мир так, как он его видит. Средневековой косности и бесправию Рабле противопоставляет идеалы свободы и самодостаточности человека. Наиболее полно своё видение этих идей на практике автор «Пантагрюэля» изложил в эпизоде с Телемским аббатством, которое брат Жан организует с разрешения Гаргантюа. В аббатстве отсутствуют принуждение и предрассудки и созданы все условия для гармоничного развития человеческой личности. Устав аббатства состоит из одного правила: «Делай что хочешь» (фр. Fais ce que voudras ).
Значение подобного устройства обители брата Жана Рабле объясняет так:
«…людей свободных, происходящих от добрых родителей, просвещенных, вращающихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом и побудительною силой, которые постоянно наставляют их на добрые дела и отвлекают от порока, и сила эта зовется у них честью. Но когда тех же самых людей давят и гнетут подлое насилие и принуждение, они обращают благородный свой пыл, с которым они добровольно устремлялись к добродетели, на то, чтобы сбросить с себя и свергнуть ярмо рабства, ибо нас искони влечет к запретному и мы жаждем того, в чем нам отказано».
Книга первая, глава LVII.
Главы о Телемском аббатстве, а также о воспитании Гаргантюа под руководством Понократа, являются законченным воплощением принципов гуманизма . В этом отношении «Гаргантюа и Пантагрюэль» - ярчайший литературный памятник эпохи Возрождения , когда происходил слом одной культурной парадигмы - средневековой, и возникновение другой - ренессансной.
Стилистика романа
Излюбленный приём Рабле - гротеск , гипербола («супергипербола», по выражению А. Дживелегова). Это связано с личностями главных героев - великанов Гаргантюа и Пантагрюэля. Подчас они спокойно уживаются с обычными людьми (едят с ними за одним столом, плывут на одном корабле), но далеко не всегда. Гаргантюа садится отдохнуть на собор Парижской Богоматери и принимает пушечные ядра за мух, Пантагрюэля приковывают к колыбели цепями, служащими для перекрытия гаваней. Кульминации этот приём достигает, когда Пантагрюэль, высунув язык, укрывает от дождя свою армию, а один из его приближённых случайно попадает в рот своему господину и обнаруживает там города и деревни.
Много места в романе уделяется грубоватому юмору, связанному с человеческим телом , много говорится об одежде, вине, еде и венерических заболеваниях (пролог первой книги начинается со слов «Достославные пьяницы и вы, досточтимые венерики (ибо вам, а не кому другому, посвящены мои писания)! »). Это совершенно нетипично для средневековой романистики, считавшей перечисленные темы низкими и не достойными упоминания.
Характерная особенность «Пантагрюэля» - обилие крайне подробных и в то же время комичных перечислений блюд трапез, книг, наук, законов, денежных сумм, животных, смешных имён воинов и тому подобного. Объёмные и скрупулезные перечни порой образуют целые главы (книга IV, глава LX «О том, какие жертвы приносили своему богу гастролатры в дни постные» и т. д.).
«Гаргантюа и Пантагрюэль» неразрывно связан с народной культурой Франции позднего Средневековья и Возрождения. Из неё Рабле позаимствовал и своих главных героев, и некоторые литературные формы (например, блазоны или так называемые coq-à-l"âne - словесные бессмыслицы), и, главное, сам язык повествования - со множеством непристойных словесных оборотов и комических аллюзий разнообразных священных текстов, язык, проникнутый атмосферой весёлого народного праздника, откуда гонят всякую серьёзность. Этот язык разительно отличался от того, которым были написаны средневековые схоластические трактаты или латинизированные богемные сочинения некоторых современников Рабле (подражание латыни высмеяно в главе о лимузинце второй книги романа).
После Рабле его основные приёмы использовали французские писатели XVI века Бонавентура Деперье , Ноэль дю Файль, и другие.
История публикации
В 1533 году 39-летний лионский врач, бакалавр медицины Франсуа Рабле опубликовал книгу о добродушном великане Пантагрюэле, которая содержала описание его «ужасающих и устрашающих деяний и подвигов». В следующем году Рабле выпускает сочинение об отце Пантагрюэля - Гаргантюа . Таким образом, хронологически первой частью романа является «Пантагрюэль». Однако уже в 1542 г., когда Рабле опубликовал обе книги вместе, они стояли в другом порядке: сначала «Гаргантюа», потом «Пантагрюэль»; с тех пор такая последовательность считается традиционной.
Третья книга опубликована в 1546 году. В следующем году в Гренобле , а ещё через год - в Лионе , был издан фрагмент четвёртой книги из пролога и 11 глав (в окончательном варианте они составили 25 глав, а пролог Рабле переписал заново). Целиком четвёртая книга увидела свет в 1552 году.
В 1562 году, девять лет спустя после смерти Рабле, появился отрывок из пятой книги романа под названием «Остров Звонкий», состоявший из 16 глав. В 1564 году книга была опубликована полностью. Большинство исследователей творчества великого писателя сходятся на том, что перу Рабле принадлежит лишь часть пятой книги.
Две первые книги «Гаргантюа и Пантагрюэля» впервые издавались в Лионе под псевдонимом Алькофрибас Назье (фр. Alcofribas Nasier - анаграмма имени Франсуа Рабле). Остальные - в Париже , подписанные настоящим именем автора.
Первая книга
«Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля, некогда сочиненная магистром Алькофрибасом Назье, извлекателем квинтэссенции»
(1534)
Гаргантюа, юный сын короля-великана Грангузье и его жены Гаргамеллы, поступает в обучение к ученым богословам, в результате чего становится намного глупее, чем был до того. Раздосадованный Грангузье даёт сыну нового наставника и отправляет его в Париж. Там Гаргантюа устраивает наводнение («мочепотоп») и забирает себе большие колокола с собора Парижской Богоматери, чтобы повесить их на шею своей кобыле. Мето́да же воспитания, применяемая Понократом, даёт совсем иные плоды - Гаргантюа становится разносторонне образованным человеком, не забывая и о физическом развитии.
Тем временем на королевство Грангузье нападает его сосед, король Пикрохол. Гаргантюа возвращается домой и при помощи своих друзей, а также брата Жана - монаха-бенедиктинца из Сейи, разбивает войско Пикрохола.
За заслуги в войне против захватчиков Гаргантюа разрешает брату Жану устроить монастырь на его вкус - Телемское аббатство , устав которого разительно отличается от уставов всех других монастырей.
Вторая книга
«Пантагрюэль, король дипсодов, показанный в его доподлинном виде, со всеми его ужасающими деяниями и подвигами»
(1533)
У Гаргантюа рождается сын - Пантагрюэль. Повзрослев, он отправляется учиться в разные университеты Франции и в конце концов попадает в Париж. Получив письмо от отца, в котором тот писал о большом значении образования в жизни человека, Пантагрюэль с ещё большим усердием принимается за науки; а разрешив великую тяжбу между сеньором Пейвино и сеньором Лижизад, он получает всеобщее признание своего ума и талантов.
В Париже Пантагрюэль встречает Панурга , который становится его самым близким другом. Вскоре Пантагрюэль получает известие о том, что на его родину напала армия великанов под предводительством короля Анарха. Пантагрюэль спешит на выручку отцу и побеждает врагов.
Третья книга
«Третья книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля»
(1546)
В королевстве Гаргантюа установлен мир. Панург, получив от Пантагрюэля кастелянство Рагу и промотав все доходы от него на несколько лет вперёд, принимает решение жениться. Однако при этом он терзается сомнениями - будет ли он счастлив в браке или быть ему рогатым, битым и обворованным? Чтобы разрешить подобный вопрос, Панург обращается к колдунье, юродивому, поэту, врачу, богослову, шуту Трибуле , прибегает к гаданиям. Все предсказания и советы Пантагрюэль толкует в дурную сторону, а Панург - в хорошую. Не добившись ничего определённого, Пантагрюэль, Панург, брат Жан, Эпистемон и их друзья решают отправиться в путешествие к оракулу Божественной Бутылки.
Четвёртая книга
«Четвёртая книга героических деяний и речений доблестного Пантагрюэля»
(1552)
Путешествие начинается. Эскадра Пантагрюэля посещает множество островов (среди них острова папоманов и папефигов и остров Диких Колбас), попадает в сильную бурю . Эпизоды с островами Рабле использует для сатиры на церковные порядки (чего, впрочем, с избытком хватает и во всех предыдущих книгах), а в сцене с бурей раскрываются характеры каждого из героев.
Пятая книга
«Пятая и последняя книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля»
(1564)
Путешествие продолжается. Мореплаватели пристают к острову Звонкому (новая сатира на церковь), острову Застенок (сатирическое изображение современного Рабле суда и царившего там произвола) и острову апедевтов (пародия на фискальное ведомство). В итоге они приплывают на Фонарный остров и слышат священное слово Бутылки: «Тринк!»
(«Пей!»)
Главные герои
Гаргантюа (фр. Gargantua ) - король государства Утопия из рода великанов. Появляется в первой и эпизодически во второй и третьей книгах романа. Образ Гаргантюа - символ Ренессанса, символ отказа от традиционных жизненных установок Средневековья и возрождающегося интереса к светскому искусству и познанию мира, свободному от догм и ограничений.
Пантагрюэль (фр. Pantagruel ) - сын Гаргантюа, принц королевства Утопия. Появляется в романе начиная со второй книги. Представляет собой тип передового человека эпохи Возрождения, который интересуется сразу несколькими научными дисциплинами и видами искусства.. Появляется начиная со второй книги. Сходится с братом Жаном в неистощимом жизнелюбии и пристрастии к разного рода весёлым проделкам («Панург был мужчина… с крючковатым, напоминавшим ручку от бритвы носом, любивший оставлять с носом других, в высшей степени обходительный, впрочем, слегка распутный и от рождения подверженный особой болезни, о которой в те времена говорили так: Безденежье - недуг невыносимый »). Правда, в отличие от монаха, Панург слегка трусоват («…я не боюсь ничего, кроме напастей »).
Эпистемон (фр. Epistémon ) - бывший наставник Пантагрюэля. Как и Панург, появляется в романе начиная со второй книги. Из всех друзей Пантагрюэля наиболее образован, часто пускается в различные рассуждения отвлечённого характера, что не мешает ему быть верным товарищем и добрым собутыльником.
Карла V , долгие годы воевавшего с Францией.
Имена героев романа
Имена персонажей «Гаргантюа и Пантагрюэля» подобраны почти всегда не случайно, они служат для характеристики своих носителей. Панург в переводе с греческого означает «пройдоха, ловкач», Понократ - «сильный, неутомимый», Эпистемон - «опытный, сведущий», Эвдемон - «счастливый», Карпалим - «стремительный», Эвсфен - «крепыш». Происхождение имён Гаргантюа и Пантагрюэля подробно объясняется в главах, посвящённых их рождению.
Имена могут содержать и отрицательно-насмешливую оценку. Имя короля-завоевателя Пикрохола составлено из греческих слов «пикрос» - горький и «холе» - желчь. Трипе (военачальник Пикрохола) в переводе с французского означает «шкалик», а Жобелен Бриде (богослов, один из наставников Гаргантюа) - «дурачина-простофиля». В некоторых вариантах перевода романа на русский такие имена приводятся на французском языке, в некоторых - по-русски: так, например, в некоторых переводах имя упомянутого магистра приведено во французском варианте (Жобелен Бриде
Главным объектом для острой сатиры Рабле в данном произведении предстает церковь, монашество и духовенство. Создатель «Гаргантюа и Пантагрюэля» в юности был монахом, но жизнь в монашеской кельи не пришлась ему по душе, и благодаря помощи своего наставника Жоффруа д’Этиссака ему удалось без каких-либо последствий покинуть .
Характерной особенностью романа является обилие крайне подробных и в то же время комичных перечислений блюд трапез, книг, наук, законов, денежных сумм, животных, смешных имён воинов и тому подобного.
В своем романе Рабле присущие многим людям пороки и сатирику государство . Различным притязаниям , лени и невежеству монахов достается больше всего. Автор довольно ярко и красочно показывает грехи и пороки церковников, которые осуждались общественностью во времена Реформации – непомерная жадность, праведное лицемерие, прикрывающее развращённость церковных служителей и политические амбиции высшего духовенства.
Некоторые отрывки из Библии также были удостоены насмешек. Например, момент воскрешением Эпистемона Панургом, пародирует известную библейскую легенду о воскрешении Лазаря Иисусом Христом, а повествование о великане Хуртали высмеивает о Ноевом ковчеге. Слепая вера в божественное чудо и духовный фанатизм отражены в эпизоде рождения Гаргантюа из уха матери, всех кто не верит в возможность появления дитя из уха, по воле всемогущего Господа Бога, Рабле называет еретиками. Благодаря этим и другим богохульским эпизодам, все 5 томов «Гаргантюа и Пантагрюэля», были признаны богословским факультетом Сорбонны еретическими.
Гуманизм романа
В своём произведении Рабле не только пытается бороться со «старым миром» с помощью юмора и острой сатиры, но и описывает новый мир, таким, каким он его видит. Идеалы свободной самодостаточности противопоставлены в романе бесправию . Новый, свободный мир, описывает в главах, повествующих о Телемском аббатстве, в котором царит гармония свободы, и отсутствуют какие-либо предрассудки и принуждение. Девиз и единственный принцип устава Телемского аббатства гласит: «Делай что хочешь». В части романа посвященной аббатству и воспитанию Гаргантюа Понократом писателем окончательно сформированы и воплощены на бумаге основные принципы гуманизма.
«Гаргантюа и Пантагрюэль» неразрывно связан с народной культурой Франции позднего Средневековья и Возрождения. Из неё Рабле позаимствовал и своих главных героев, и некоторые литературные формы.Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» написанный на сломе культурных парадигм средневековья и